Вера Полозкова
наутро снег придет, залечь в пустой графе,
достроить голый двор, словно узор на ткани.
чтоб замер человек, шагнувший из кафе,
и начал воздух пить неровными глотками
чтоб нас умыло льдом, врасплох, по одному,
отправило прозреть, как тяжело и жадно
весь год мы ели тьму и испаряли тьму
как мало сберегли для сказочного жанра:
корицы, имбиря, фарфора, хрусталя,
изысканных кистей прабабушкиной шали;
все дергали лицом, все тратили, скуля,
все правду рассказать себе не разрешали —
а тут опять огни, и пряный обертон
у всякого в ларьке разлитого напитка:
мы мчимся на коньках, зачерпывая ртом
бумажный яркий пар и крашеный картон,
как будто бы дана еще одна попытка
лечь шестилетним в свой сиреневый сугроб,
как шарик елочный, весь в серебре и смехе,
и избежать утрат и тупиковых троп
и не растить, как шерсть, железные доспехи,
а только наблюдать, а только воспевать,
как обживает свет иголочки уютно,
и в шерстяных носках взбираться на кровать
и представлять, как мир изменится наутро:
откроется, как ларь, как новая тетрадь.
войдет: единорог кошачьего росточка.
и даже разрешат совсем не умирать.
ну, может быть, не всем. но маленьким уж точно.
